Для всей школы он Гибси. Кличка, словно приклеенная к нему, как ярлык на дешевой одежде. Гибси – это хохот, раскатывающийся по коридорам, нелепые розыгрыши, заставляющие учителей скрипеть зубами от бессильной ярости, и напускная бравада, скрывающая за собой нечто большее, чем просто подростковый бунт. Он казался воплощением беспечности, этаким вечным двигателем хаоса, который ни к чему не относится серьезно. Ни к учебе – домашние задания он списывал в последнюю минуту, умудряясь при этом очаровать одноклассниц своим обаянием. Ни к спорту – его редкие появления на тренировках заканчивались скорее комическими падениями, чем спортивными достижениями. Ни к девушкам – мимолетные романы вспыхивали и гасли, не оставляя в его сердце и следа, словно он был забронирован от настоящих чувств. Гибси – это маска, тщательно сконструированная и умело носимая, чтобы отгородиться от мира, который когда-то причинил ему боль.
Но для Клэр он был Джерардом. Имя, которое она произносила с особым трепетом, словно раскрывая секрет. Джерард – это не тот парень, которого знала вся школа. Это сосед, с которым они вместе росли, делили секреты под покровом ночи, строили замки из песка на пляже и вместе мечтали о будущем. Клэр помнила Джерарда до того, как на нем появилась маска Гибси. Она видела его настоящего, сломленного горем после семейной трагедии, оставившей в его душе неизгладимый шрам. Она знала о его ночных кошмарах, от которых он просыпался в холодном поту, и шепотом успокаивала его, пока он не засыпал снова, чувствуя себя в безопасности только рядом с ней. Джерард был ее лучшим другом, ее надежным плечом, ее первой настоящей любовью, хотя ни один из них никогда не произносил это вслух.
Клэр казалось, что она знает о нем все. Все его страхи, его мечты, его маленькие странности, которые так сильно его выделяли. Она видела, как он страдает под маской Гибси, как она душит его, не давая ему дышать полной грудью. Она знала о его ранах, которые он тщательно скрывал от посторонних глаз. Но было одно, чего она не понимала: почему его слова о чувствах к ней, иногда прорывающиеся сквозь броню Гибси, так сильно расходились с его действиями. Он мог сказать ей нежные слова, смотря прямо в глаза, но потом оттолкнуть ее, спрятавшись за глупыми шутками и показным безразличием.
Снова и снова Джерард прятался от Клэр за маску Гибси, как за непробиваемым щитом, боясь показать свою уязвимость. Он словно боялся, что если она увидит его настоящего, то разочаруется и уйдет. Снова и снова Клэр искала к нему подход, пыталась пробиться сквозь эту стену, выстроенную из страха и боли. Она пыталась приручить своего мятежного друга детства, показать ему, что он может быть собой рядом с ней, что ему не нужно притворяться. Она надеялась, что однажды он сможет снять маску и довериться ей полностью.
Но его сковывала неотвязная мысль, как цепями, не давая сделать шаг навстречу Клэр: не потеряет ли он ее, если откроется ей до конца? Что если она не сможет принять его со всеми его шрамами и демонами? Что если она увидит в нем не того Джерарда, которого она любила, а сломленного, испуганного мальчика, которым он был на самом деле? И что лучше: сохранить между ними хрупкое равновесие дружбы, пусть и омраченное его постоянными метаниями, или рискнуть всем в надежде на большее, зная, что потерять ее будет невыносимо больно? Этот вопрос терзал его душу, не давая ему покоя, превращая каждый день в мучительную пытку. Выбор был нелегким, и от него зависело не только их будущее, но и его собственное исцеление.